— Прежде чем мы отсюда свалим, — говорил Джеронимо, — я хочу сделать побольше «джеронима». Ты со мной, Госпожа Подземного Царства?

— Прекрати меня так называть! — Мышонок шлепнула его по руке. — Я, конечно, помогу, но с условием: ты оставляешь в покое мои ноги.

— Заметано, — кивнул Джеронимо.

— Позволь поинтересоваться, — вмешалась сестра, — зачем тебе тяжелые наркотики?

Джеронимо отложил вилку, промокнул рот матерчатой салфеткой и сказал:

— Возвращаемся к суровым реалиям. По моим прикидкам мы вылезем наружу километрах в пятидесяти от дома Толедано — фигня, пройдем. Нам понадобится транспорт, чтобы продолжать путь. А теперь скажи, какой основной товар в отношениях между домами Альтомирано и Толедано?

Вероника пожала плечами.

— И эту девушку готовили к руководящей должности! — схватился за голову Джеронимо. — Наркотики, Вероника. Дон Альтомирано поставляет толеданцам самую свирепую дурь, какую только могут дать наши лаборатории. А взамен толеданцы поставляют кое-какую технику, с помощью которой дон Альтомирано истребил всех ближайших соседей. Так что я не вижу причин, почему бы дону Толедано не осуществить еще одну сделку в частном порядке.

Теперь положил вилку я.

— То есть, ты все это время тащил нас в логово наркоманов и даже ничего об этом не сказал?

— Поправочка! — воздел указательный палец Джеронимо. — Я, вообще-то, к Толедано не собирался, я хотел улететь дальше. Но некоторые услужливые полковники слили все топливо из баков и лишили нас какого бы то ни было выбора.

— Ты не будешь торговать наркотиками. Это даже для тебя — слишком, — заявила Вероника. Оттолкнув тарелку, она встала из-за стола и покинула комнату. Я не спеша доел грибы и, поблагодарив Мышонка за гостеприимство, вышел следом. Надеюсь, это не выглядело так, будто я бросился вдогонку.

Вероника стояла на балконе спиной ко мне. Пространство за балконом теперь озарялось ярким светом. Я тихо приблизился, встал рядом, посмотрел вниз.

Ни малейшего движения. Запустив могучие корни в землю, триффиды — или уже просто огромные подсолнухи? — тянулись к свету, как самые обычные растения. С поправкой на то, что в нашем мире словосочетание «обычные растения» превратилось в оксюморон. В доме Риверосов, например, не было ни одного.

— Он изменил их метаболизм, — сказала Вероника так тихо и грустно, что я понял: речь не о триффидах, но о чем-то гораздо большем. — Теперь они не плотоядные. Их, конечно, все равно надо поливать чем-то органическим. Но зато… Они теперь производят чистый кислород в таких количествах… Чувствуешь?

Я глубоко вдохнул, и голова закружилась.

— Да…

— Никто не должен знать об этом крошечном мирке, — еще тише сказала Вероника. — Может быть, однажды воздуха хватит даже на то, чтобы и снаружи получалось дышать без маски.

— Но там все равно будет холодно.

— Николас, не будет никакого солнца. Понимаешь? Мир не подарит людям ни крохи тепла. Остаемся только мы, те, в ком не угасли какие-то искры, из которых подчас можно разжигать огни. Но даже мы не сможем изменить своей природе. Разве только забыть о ней — на время, чтобы потом стало еще тяжелее.

Она опустила голову. Я проследил за ее взглядом и содрогнулся. Ладонь, лежащая на перилах, сдвинулась на несколько сантиметров по направлению к моей.

— Не будет никакого солнца, — повторила Вероника. — Добравшись до Толедано, мы выйдем на связь с моим отцом. Нас с Джеронимо заберут, а ты… ты можешь остаться там. Все знают, что домом Альтомирано скоро начну управлять я. Скажу, чтоб тебя не трогали, чтобы дали нормальную работу…

Ее голос дрогнул. Рука сместилась еще на пару сантиметров.

— В общем, прощаться можно начинать уже сейчас. Если есть, что сказать.

Страшно отважиться бежать из клетки, страшно поднять самолет в воздух, страшно выйти из него в ледяную темноту. Страшно броситься на бронетранспортер, страшно вступить в схватку с триффидами. Но все это показалось детской забавой сейчас, когда от меня требовалось такое простое движение.

Я поднял руку и опустил, перешагнув через адскую бездну, и, когда моя ладонь коснулась ее, я второй раз за последнее время почувствовал, что тону. Но если в первый раз меня захватил поток эмоций от полного зала разъяренных аборигенов, то сейчас куда больше выплескивалось из одной-единственной неподвижной девушки, которая не решалась даже поднять взгляд.

Решилась. Вскинула ресницы, и в ее глазах я увидел коридор, по которому мог пройти до конца и вернуться. Но еще я увидел отражение своих глаз, а в нем — тесную комнатку, в которой, окруженный горящими свечами, мой двойник разбрасывал по постели лепестки роз.

Отвращение — мое собственное отвращение! — перевесило все остальные чувства, и рука двойника с очередной порцией лепестков, остановилась. Лицо его исказилось страхом. «Ты не сумеешь», — прошептал он.

Еще как сумею.

Заминка вышла секундной, Вероника все продолжала смотреть на меня, только теперь к исходящим от нее волнам добавилась зарождающаяся злость. А я с грохотом захлопнул дверь в тайную комнату и в кои-то веки встал под огонь сам. Огонь опалил мне лицо.

— Думаешь, у меня получается? — Я осторожно погладил ее пальцы.

Удивление. Сполохи злости вся ярче. О, как же беснуется мой двойник! Столько питательной еды пропадает даром.

— Что получается? — Забавно. Девушка, которую я держу за руку, которая стоит напротив меня на расстоянии поцелуя, пытается сделать вид, что зашла сюда случайно, и рука вовсе не ее. Но я не позволил себе наслаждаться этим. Бетонная стена обрушилась перед вскрикнувшим двойником. А я, сжав средний палец Вероники, с неожиданной ловкостью заломил его.

— Тестостерон вырабатывать! — заорал я, склонившись над скорчившейся Вероникой. — Пока время есть, покажешь пару упражнений? Хочу шесть кубиков пресса и огромные бицепсы, чтобы ты могла мною гордиться!

Надо было ожидать, что захватом пальца Веронику Альтомирано не обезвредишь. Сначала я увидел движение, потом ощутил, как губы размазываются по зубам. Палец выскочил из кулака, и я получил еще один удар под дых. Медленно осел на пол вдоль стены.

— Николас Риверос, — вздохнула Вероника. — Я тебя поздравляю. Убить такой момент…

Она вышла с балкона, и я, с трудом поднявшись, ступил следом. Стоял, провожая взглядом ее, идущую по коридору. Через пару десятков метров коридор поворачивал, и Вероника остановилась, повернулась ко мне.

— Тебе только страх не дает жить, — крикнула она. — Когда-нибудь ты научишься его побеждать, и, наверное, дар проснется.

— Я не испугался. — Шагнул к ней — не чтобы приблизиться, а чтобы показать серьезность произносимых слов. — Я просто не нуждаюсь в моментах. Не хочу ни подачек, ни прощаний, и уж тем более наслаждаться этим ты меня не заставишь. Если та крошечная искра чего-нибудь да стоит, ты, мать твою так, будешь моей женой, а на меньшее я не согласен. И наш первый поцелуй будет у алтаря и не раньше. А до тех пор я уж постараюсь научиться сам испытывать чувства.